Государство в истории

Дворец и армия – древнейшие символы государственной власти

ЧТО ТАКОЕ ГОСУДАРСТВО?

По вопросу о том, что такое государство, зачем оно существует, и каким оно должно быть, существует несколько трактовок, предлагаемых сторонниками разных мировоззрений. Из наиболее распространенных можно выделить три, которые мы условно назовем либеральной, государственнической и марксистской.

Либеральная трактовка, лучше всего выраженная «теориями общественного договора»1, воспринимает государство как некий охранный аппарат, на существование которого члены общества соглашаются для того, чтобы установить общие для всех правила. Основные его функции заключаются в защите личности и собственности, поэтому данную модель государства также часто называют «государство – ночной сторож». Любые же другие функции государства, особенно по части вмешательства в экономику, которая, согласно этому мнению, должна быть целиком предоставлена власти частных собственников, воспринимаются как нечто нежелательное и губительное, а в крайнем случае и как признак диктатуры.

Государственническая версия же предполагает, что государство является неким естественным для человеческого общества аппаратом, призванным управлять этим обществом от его имени и во благо всех или большинства составляющих его людей. Государство, таким образом, не только охраняет жизни и собственность людей, но и управляет их жизнью во множестве других аспектов ради их же блага, например, защищая их от произвола рынка при помощи регулирования или командуя предприятиями напрямую. Этой моделью по сути пользуются такие разные по мировоззрению и принципам силы, как европейские социал-демократы и разнообразные националистические движения в странах «Третьего мира», применительно к которым ее обычно называют «патернализмом»2.

Согласно классикам марксизма, государство – аппарат подавления одного класса другим, который появился и существует из-за того, что неустранимый конфликт между классами без него приводил бы к постоянной войне и распаду общества. Поэтому правящий класс выделяет из своей среды особый аппарат, формально стоящий над обществом, который устанавливает и поддерживает выгодный для правящего класса общественный порядок при помощи монополии на насилие3.

С определенной точки зрения, все эти определения в какой-то степени верны. Такое бывает, когда люди с совершенно разными мировоззрениями и идеологиями описывают одно и то же сложное, многогранное явление с разных сторон и в разное время. Государство действительно может сочетать в себе все три этих роли: быть верным ночным сторожем для одних, подавляя одновременно с этим других, и назойливо опекая третьих. А может быть всем для всех, но в разной степени. Как часто бывает со сложными системами, в чистом виде каждый из этих аспектов государства встречается редко, в особенных, нетипичных для усредненной истории человечества условиях. Учитывая господство меньшинства и разделение на классы, ближе всего к реальности обычно был именно третий вариант, но даже он в абсолютно дистиллированном виде существовал редко: ближе всего к нему, пожалуй, можно считать военно-фискальные4 государства Европы XVI-XVIII веков, эпохи раннего капитализма, и совершенно неудивительно, что Маркс описал его именно таким: даже современные ему государства были заняты в основном исключительно защитой привилегий элиты и ее собственности, а также войнами с другими государствами в интересах своей же элиты.

В какой именно пропорции проявляются эти стороны государства, зависит не только от мировоззрения того, кто об этом судит, но и от стадии развития общества и государства, и прочих условий, в которых они существуют.

Обобщенное же определение государства стоит дать такое:

Государство это аппарат, стоящий над обществом и пользующийся относительной монополией на насилие для установления порядка, формально на благо всех членов общества, а фактически – для поддержания господствующего положения правящего класса.

Из такого определения хорошо видно одно из главных противоречий, заложенных в основании государства: противоречие между формальной, внешней, заявленной целью, которая заключается в установлении порядка в обществе на благо всех его членов, и внутренней, истинной целью существования государства: обеспечением господствующего положения и соблюдением интересов правящей элиты. Именно это коренное противоречие является причиной многих процессов, происходящих с государством по ходу развития общества.

Как и многие процессы, проистекающие из внутренних противоречий, рассматриваемый нами здесь процесс развития государства имеет циклический характер.

Сначала правящий класс для обеспечения порядка организует государство. Жизнь в состоянии постоянной войны между классами и разными группировками внутри правящего класса не слишком приятна даже для представителей элиты, которые в прошлом обычно были куда более привычны и склонны к насилию и вооруженному противостоянию. Именно это состояние Томас Гоббс в свое время называл bellum omnium contra omnes5. Правда, поскольку само по себе существование классового общества Гоббс считал чем-то самим собой разумеющимся, вечным и естественным, он объявил эту постоянную междоусобицу «естественным состоянием человека», и по его мнению основная задача государства заключалась в том, чтобы вечно спасать людей от самих себя. С определенной точки зрения он действительно прав: в обществе, разделенном на классы, хоть какое-то мирное существование невозможно без государства, которое придает этому разделению определенную формальность и упорядоченность.

В этом смысле государство вполне может видеться благом не только для элиты: порой оно является единственной надеждой разобщенных представителей трудящегося большинства, не ведущих какой-либо организованной борьбы за улучшение своего положения, на защиту от произвола живущей за их счет элиты. Зачастую для прекращения внутреннего конфликта и установления порядка в обществе, государство несколько перераспределяет собственность и доходы, делая за правящий класс те необходимые уступки, которые он сам никогда не смог бы сделать в силу своей жадности и недальновидности.

К сожалению для государственников и любителей мирного сосуществования угнетенных и угнетателей, экономическое развитие классового общества со своей непреклонной логикой «у неимущего да отнимется, имущему да прибавится» неизбежно приводит к постепенному сосредоточению собственности и доходов в руках представителей правящего класса, даже если формально все принадлежит божеству или государю, и должно управляться государством. Подданные разоряются, закладывают выделенные им государством земли, попадают в долговую кабалу к представителям элиты. Ведь у правящего класса в экономической жизни есть все рычаги влияния, и обычно неплохая стартовая позиция, а его право собственности, официальное или даже неофициальное, государственный аппарат склонен защищать куда более ревностно, чем таковое у простого человека – благо аппарат этот управляется, в основном, выходцами из правящей же элиты, а они своих в обиде не оставят.

Государство же существует, поддерживает чиновничий аппарат и армию, строит дороги и охраняет границы обычно не за счет поборов с элиты – с нее как раз государству получить что-либо сложнее всего, поскольку у нее больше всего возможностей этому сопротивляться, утаивать доходы, подкупать сборщиков и так далее. Государство живет за счет поборов с основной массы населения, торговых пошлин, завоеваний. По мере того, как имущественное расслоение в обществе усиливается, народ нищает, а элиты богатеют, налоговая база государства сужается. Попутно этот же процесс усиливает напряженность в обществе, подрывает легитимность государства – то есть, склонность подданных верить в то, что государственный аппарат работает и на их благо тоже, а не является просто инструментом подавления их правящей элитой. В результате, государство слабеет, а внутреннее напряжение растет.

В конечном итоге государство ослабевает до такой степени, что оказывается не в состоянии больше поддерживать тот порядок, ради которого оно существует. Социально-экономическое расслоение и вызванное им напряжение в обществе достигают своего предела, и происходит масштабный системный кризис. Поводом к началу этого кризиса обычно служат какие-нибудь случайные или внешние факторы: вторжение извне, которое не может сдержать разложившаяся армия, стихийное бедствие, к которому оказались не готовы коррумпированные чиновники, неурожай и голод из-за неблагоприятных климатических условий. В результате государство рушится, а общество погружается в кровавый хаос, который очень быстро надоедает даже элите, несмотря на то, что больше всего от него страдают, конечно же, обычные люди, у которых нет ни личной охраны, ни укрепленных особняков.

Чтобы положить конец хаосу, правящий класс устанавливает новое государство, которое принуждает его урезать свои аппетиты. Обычно в таких случаях в верхах меняются лишь лица, а сам правящий класс остается прежним, несмотря на то, что сторонники новой власти частенько пытаются выдать все эти события за революцию. Разнообразные группировки внутри правящего класса, как правило, пользуются смутой для того, чтобы свести счеты с другими такими же группировками и отобрать у них влияние и собственность. В некоторых случаях старый правящий класс заменяется элитой из числа иноземных захватчиков, которые были такими же паразитами у себя на родине, или стремились ими стать.

Новое государство перераспределяет собственность и доходы, устанавливает относительный порядок в обществе, обретая таким образом легитимность в глазах народа. Однако, поскольку это новое государство носит в себе все те же противоречия, что и старое, эта длинная спираль просто идет на очередной виток.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР

Перед тем, как перейти к рассмотрению исторических примеров подобной цикличности в развитии государства, стоит упомянуть, что история и историческое развитие обществ – крайне сложное и многогранное явление. Огромное число исходных состояний, факторов и вариантов их взаимодействий дает почти бесконечное количество комбинаций, которые, тем не менее, все равно подчиняются определенным общим закономерностям. Порожденный внутренним противоречием государства цикл его подъема и упадка – лишь одна из таких закономерностей, которая может проявляться с разной силой и в разной форме, в зависимости от уровня развития общества и местной специфики.

В истории одних обществ, наподобие древнего Китая и государств Междуречья, она заметнее всего и выглядит чуть ли не основной составляющей исторического процесса, в истории других – наподобие средневековой Европы или условного Запада в целом – проявляется куда слабее и является скорее глубинным течением, на фоне которого происходят более быстрые и радикальные перемены. Данный текст посвящен именно этому циклу вовсе не потому, что он важнейший, «единственно верный» или самый всеобъемлющий элемент истории, а потому, что он теснее всего связан именно с государством и его сущностью как социального явления.

Примеров же этой цикличности в истории человечества можно найти огромное множество, причем в самых разных уголках планеты, зачастую не имевшие на тот момент никаких контактов друг с другом, и в самые разные исторические периоды – от античности до современности.

Дворец китайского императора – один из символов его власти

Пожалуй, лучшим примером является история Китая, где этот процесс оформился наиболее четко и почти официально в виде китайских династических циклов. Каждая династия китайских императоров устанавливалась после периода кровавой смуты в результате народного восстания или иноземного вторжения, и формально китайское государство всегда имело целью благополучие всех своих подданных. Считалось, что император обладает особым «мандатом Неба», выданным высшими силами для организации общества наиболее разумным образом. Его долгом было заботиться о развитии государства и процветании его населения, а долгом его подданных – беспрекословно ему подчиняться, во всяком случае, до тех пор, пока он не утратит «мандат Неба». На самом же деле китайское государство было прочно связано с правящим классом, состоявшим из сельских элит (так называемых «больших домов», богатых и влиятельных деревенских кланов) и придворных, посредством управлявшей им прослойки чиновников-«шэньши».

Формально чиновником после сдачи соответствующего экзамена мог стать каждый, не взирая на происхождение. На практике сама по себе необходимость долгой подготовки к сложному экзамену на чин и огромная конкуренция за каждое место приводили к тому, что чиновниками в основном становились выходцы из «больших домов» и прочей элиты, а также дети других чиновников. Эта система сосредотачивала бразды правления в руках правящего класса, одновременно выбирая из рядов простого народа наиболее выдающиеся умы, что делало их безопасными для системы и направляло их таланты на ее поддержание.

Каждая новая династия начинала свое правление с некоторого перераспределения земельных наделов и налоговой реформы, поскольку китайское государство традиционно финансировалось именно земельным налогом на крестьян. Несмотря на то, что формально вся земля принадлежала императору, и подданные лишь имели право ею пользоваться, по факту в ходе экономического развития очередной династии ее все равно начинали продавать, покупать и закладывать. В результате большую часть земельных участков прибирала к рукам элита – «большие дома», пользующиеся для этого своим накопленным богатством, и чиновники, пользующиеся служебным положением для собственного обогащения – а крестьяне превращались в нищих арендаторов, отдававших существенную долю урожая за использование земли, или вынужденных работать в чужом хозяйстве батраком.

Все великие цивилизации древности держались на труде крестьян

Постепенно налоговая база государства съеживалась. «Большие дома» и прочие элиты, в чьи руки фактически попадали земельные участки крестьян, находили различные способы уходить от уплаты земельного налога на них, чиновничество разлагалось и разворовывало то немногое, что удавалось собрать, императорский двор оказывался под контролем евнухов и временщиков. В результате, армия некогда могучего государства приходила в упадок и теряла способность отражать набеги кочевников с севера, а порой даже и подавлять внутренние волнения. Ирригационные сооружения, сложная система которых опутывала реку Хуанхэ с древнейших времен и служила основой китайского сельского хозяйства, не поддерживались в должном порядке, что в свою очередь грозило разрушительными наводнениями, губившими десятки тысяч китайцев за раз.

Все эти бедствия – будь то нашествие варварских племен или крупномасштабное наводнение – воспринимались нищающим населением, обозленным и ожесточенным растущим социальным неравенством и разложением государственного аппарата, который формально был обязан заботиться об их благополучии, как признак того, что текущая династия утратила «мандат Неба», а значит, против нее уже не грех восстать и попытаться свергнуть императора. В результате страна погружалась в кровавый хаос, иногда распадаясь на несколько соперничающих династий, пока к очередному крестьянскому восстанию, которые в период разложения и угасания очередной династии происходили часто и помногу, не присоединялась часть «шэньши» и богатых кланов – кто из патриотических побуждений, кто из властолюбия – и не устанавливалась новая династия. Новый император, взойдя на трон, опять перераспределял землю и доходы с нее, восстанавливая хотя бы в какой-то степени утраченный «идеальный» порядок, суть которого в свое время была оформлена в виде учения Конфуция. В процессе всего этого, гибли сотни тысяч, а иногда и миллионы китайцев6.

В древней Месопотамии, на родине ростовщичества, этот же циклический процесс был неразрывно связан с долгами. Ничем не ограниченное взимание процента, а вместе с ним и все денежные отношения, считались в народе безусловным злом, а порождаемое ими имущественное расслоение было источником социальной напряженности и периодических кризисов, лишь немного уступающих китайским. Требования у крестьянских восстаний в Шумере, Ассирии и Вавилоне были очень похожи на требования таковых в Китае: перераспределение, то есть, возвращение народу, земельных наделов, освобождение от долгового бремени путем списания долгов и уничтожения финансовых записей. В некоторых царствах государству удавалось на какое-то время смягчить это противоречие путем периодического прощения всех долгов властью царя. Уничтожение глиняных табличек, на которых велся учет, даже стало частью религиозной церемонии обновления в Вавилоне. Типичным примером такой долговой амнистии является упразднение долгов известным вавилонским правителем Хаммурапи в 1761 году до нашей эры7.

Там же, где государству не удавалось обуздать жажду элиты к наживе вовремя, этот кризис разрешался вполне классическим образом: крестьяне всеми силами бежали от «цивилизации» из долин в холмы, где жили кочевые племена «варваров»-скотоводов, пополняя их ряды, государство слабело, после чего набеги этих же самых кочевых племен или нападение соседей-завоевателей приводили к его крушению.

Похожий циклический фактор можно найти в столь разных и удаленных друг от друга обществах, как цивилизации Мезоамерики и Древнего Рима, хотя, конечно, внутренние противоречия государства не являются единственной причиной круговорота взлета и падения цивилизаций. Мы уже рассказывали о работе американских системологов во главе с С. Мотешарреем, посвященной коллапсу сложных обществ – одним из выделенных ими факторов, наряду с экологической нагрузкой, было социальное неравенство, рост которого неразрывно связан с «естественным» развитием экономики классового общества.

В Мезоамерике увеличение аппетитов элиты и ее численности, не сдерживаемые сильной центральной властью, возможно было одной из причин коллапса ряда местных цивилизаций: поскольку элита потребляет куда больше обычных людей, создаваемая ею экологическая нагрузка на территорию непропорционально велика и истощает ресурсы окружающей среды быстрее, а военные конфликты, в которых заинтересована в первую очередь та же элита, пожинающая добычу и славу, становятся чаще. В конечном итоге общество или окружающая среда – а иногда и то, и другое – оказываются неспособны выдержать растущий и постоянно воюющий между собой правящий класс, и цивилизация гибнет.

Римское государство управляло обществом от имени “Сената и народа Рима”

Цивилизация Древнего Рима проделала схожий путь. Римская республика изначально была основана на благо всех римских граждан – в основном, свободных земледельцев, – но фактически управлялась элитой – всадниками и нобилитетом, разумеется в их же интересах. Экономическое развитие Рима вело все к той же концентрации земель и доходов в руках привилегированных слоев, однако, из-за наличия в государстве демократических механизмов, республиканский период был отмечен постоянным противостоянием между популярными в народе реформаторами наподобие братьев Гракхов, стремящихся переделить землю и установить более справедливое устройство общества, и всего остального правящего класса. Противостояние это, несмотря на внешнюю цивилизованность римских государственных механизмов и права, по мере разложения республики доходило до прямого насилия, становившегося все более и более привычным элементом политической жизни. Ситуация усугублялась тем, что подвластная Риму территория все время росла, в то время как круг граждан оставался ограниченным пределами Рима. Это позволяло римским чиновникам наживать баснословные состояния на бесправных провинциалах, увеличивая социальную напряженность и порождая запрос на реформу гражданства со стороны жителей Италии. Но удовлетворить данный запрос в рамках имевшейся системы было крайне тяжело, поскольку подобного рода коррупция была важным источником дохода для элит, занимавшихся государственным управлением.

Многие, если не все, римские магистраты и сенаторы сколотили свои состояния, помогающие к тому же им поддерживать свое политическое влияние, именно на ограблении провинций, и в конечном итоге именно защита собственных привилегий и источников дохода, а вовсе не любовь к свободе, праву и порядку, являлась основной мотивацией фракции оптиматов, выступавшей за сохранение старых порядков, против какого-либо перераспределения собственности или расширения гражданства.

Интересно, что известный древнеримский мыслитель Марк Туллий Цицерон, бывший одним из основных идеологов оптиматов в период кризиса республики, выступая против любых идей о перераспределении собственности, совершенно откровенно пишет:

Имен­но с той целью, чтобы каждый владел своим имуществом, главным образом и были основаны государства и гражданские общины.

Таким образом, он является одним из самых ранних выразителей трактовки государства как «ночного сторожа», которую, как и трактовку свободы, современные либералы унаследовали напрямую из рабовладельческого общества.

Быт и жилье римских земледельцев – как свободных, так и рабов – были весьма небогатыми

Тем временем, увеличивающееся имущественное расслоение, подстегиваемое развитием рабовладельческой экономики, сделало невозможной прежнюю модель армии, основанной на обязательной военной службе всех граждан, подпадающих под имущественный ценз – как правило, крестьян со своей землей. Постепенный переход к «профессиональной» армии, солдаты которой служили за деньги и перспективу наделения ветеранов земельными участками, только усугубил кризис поздней республики, когда демократические механизмы окончательно развалились, не выдержав общественных противоречий. Солдаты этих новых легионов были более преданны своим полководцам, чем некоей абстрактной республике , в которой они уже не видели ничего хорошего, и конец республики был ознаменован чередой военных диктатур и гражданских войн, из которых в конечном итоге родилась Римская империя10.

Для того, чтобы преодолеть кризис и произвести необходимые для существования государства, но нежелательные для элиты преобразования, понадобилась сильная централизованная власть, опирающаяся на вооруженную силу. Она была воплощена в фигуре императора, который поначалу, впрочем, был всего лишь «первым среди равных». Необходимость некоего «модератора», то есть, посредника, который помогал бы враждующим группировкам элиты преодолевать конкуренцию ради общих классовых интересов, признавал даже упоминавшийся ранее Цицерон, но по иронии судьбы, таким «посредником» в итоге стал столь ненавистный ему единоличный правитель, положив конец древнеримской «демократии» и сблизив таким образом Древний Рим с Древним Китаем. Потребность в единоличном правлении на определенной стадии развития классового общества, скорее всего, вызвана именно тем, что конкурирующие между собой группировки элиты оказываются неспособны договориться между собой, если для этого требуется поступиться своими узкими интересами ради интересов всего класса, и уж тем более всего общества.

Ранняя империя смогла временно преодолеть кризис расслоения римского общества, с одной стороны, при помощи закрепления и расширения завоеваний, в ходе которых ветераны легионов наделялись частью захваченных земель, а Рим наполнялся награбленными богатствами. С другой стороны, жителям старых провинций начало массово предоставляться римское гражданство, а произвол чиновников и римских элит был ограничен властью императора. Параллельно эти же завоевания сформировали вокруг Рима варварскую периферию, поставляющую ему рабов и стимулирующую невиданное доселе развитие рабовладельческой экономики. Но как и в период поздней республики, именно это развитие в конечном итоге подрывало общественное устройство Рима и социальную основу его армии: крупные хозяйства – виллы и латифундии – принадлежащие элите и использующие дешевый и бесправный рабский труд, вытесняли свободных землевладельцев. Они разорялись и становились городским плебсом, который государство еще могло как-то контролировать при помощи пресловутой формулы «хлеба и зрелищ», но уже не могло мотивировать служить в армии.

С этим кризисом римское государство в конечном итоге справиться не смогло, несмотря на максимальное сосредоточение власти в руках императора в эпоху домината. Растущая комбинация губительных факторов – как внутренних, так и внешних – положила конец Римской империи. Ее восточная часть формально просуществовала еще тысячу лет, но фактически это уже было совсем другое государство как в культурном плане, так и по характеру общественных отношений.

Одним из примеров такого цикла из истории Средних Веков может служить развитие и гибель мамлюкского султаната со столицей в Каире. Установление первой династии мамлюкских султанов – Бахритов – сопровождалось реорганизацией государственной бюрократии, отменой множества поборов с населения, мощными инфраструктурными проектами султанов Бейбарса и Калауна, а также перераспределением земельной собственности и преобразованием феодальной системы икта, по которой определенная формально государственная территория и доходы с нее предоставлялись эмирам для содержания войска в обмен на службу.

Двор мамлюкской знати

Как часто бывает в таких случаях, икта постепенно деградировала из залога службы и подчиненности эмиров султану в форму земельной собственности, и эти участки свободно продавались, покупались и оставлялись в наследство, вследствие чего доля налогов, доходящая до государственной казны, неуклонно снижалась. В период расцвета мамлюкский султанат, занимавший территории Египта, Леванта (нынешние Сирия, Палестина, Ливан и Иордания) и Хиджаза (нынешняя Саудовская Аравия) был способен отразить нашествия монголов и Тамерлана, и считался одним из самых развитых и могущественных государств мусульманского мира. Однако, разложение правящей верхушки, ослабление центральной власти и все больший и больший беспредел элит – собственно мамлюков, бедуинов и городских старейшин-айянов, – привели к тому, что мамлюкский режим стал ненавистен большей части населения, казна пустела, а целые области султаната приходили в упадок.

В конечном итоге мамлюкский султанат был завоеван Османской империей, причем основную роль в этом завоевании сыграло даже не военное превосходство османской армии, а полный развал армии мамлюков и народные восстания у них в тылу. Иноземные завоеватели-османы, которые в XV-XVI веках пользовались среди крестьянства, особенно на Ближнем Востоке, репутацией защитников простого народа, оказались в Египте и Сирии более популярны, чем собственные власти. Османский султан Селим I активно использовал эту репутацию во время войны с мамлюками, и данный фактор оказался одним из решающих. Последний мамлюкский султан Туманбай был повешен на воротах в Каире, а Египет и все остальные владения султаната стали провинциями Османской империи.

Что характерно, завоевав Египет и Сирию, Селим I не слишком изменил принятую там структуру управления и даже пощадил остатки мамлюкской знати, но провел радикальное перераспределение земельной собственности и жилищного фонда, в основном в пользу крестьянства, отменил «незаконные» налоги и поборы с населения и принял меры по защите египетских крестьян от произвола чиновников и разбойников-бедуинов.

Что не менее характерно, через пару сотен лет уже сама Османская империя пришла в упадок похожим образом, когда сформированное Мехмедом II, Селимом I и Сулейманом Великолепным государство окончательно разложилось и было растаскано на лишь формально связанные с центром части разнообразными региональными элитами.

Примеры проявления этого присущего государству циклического развития можно найти даже в более близкой нам истории «развитых» стран. В них они обретают форму куда более мирной, но столь же циклической электоральной чехарды «левых» и «правых», либералов и консерваторов, прогрессистов и националистов. Естественное, избавленное от столь ненавистных поборникам рынка государственных ограничений развитие капиталистической экономики неизбежно приводит к расслоению в обществе, от которого в «развитых» странах больше всего страдает так называемый «средний класс», считающийся опорой демократии.

Нижняя палата парламента Великобритании

Когда социальная напряженность достигает предела, правящий класс, наученный горьким опытом революций начала XX века, допускает к власти чуть более прогрессивные партии и силы, которые немного перераспределяют если не саму собственность, то хотя бы доходы от нее, в пользу остального населения, чтобы смягчить конфликт и снизить напряженность. Но, поскольку любые такие ограничения мешают правящему классу извлекать прибыль, а основанной на этом экономике – развиваться в том смысле, в каком это понимает элита, со временем к власти приходят уже консерваторы или «правые», которые снимают прежние ограничения. Доходы и собственность снова начинают все быстрее и быстрее сосредотачиваться в руках элиты, население беднеет, «средний класс» размывается, и кризис повторяется вновь.

Таким образом, современная либеральная демократия позволяет оформить заложенное в природе государства противоречие и порождаемые им кризисы в более мягкие и безопасные «парламентские качели», без разрушения государства и больших человеческих жертв13. Но для этого стране необходим соответствующий уровень благосостояния и развития культуры, которые имеются лишь в ядре мировой экономической системы. Уже на полупериферии, в странах типа Индии, даже «демократические» выборы и смена власти сопровождаются существенным всплеском насилия и убийствами, а на периферии, в беднейших странах мира, смена курса производится обычно через вооруженные перевороты и кровавые гражданские войны.

Все это наглядно показывает, что демократическое государство никак не препятствует классовому разделению общества и порождаемому им циклу развития государства, оно просто позволяет достаточно богатому обществу облечь их в более плавную и менее болезненную форму. Но даже это требует такого уровня достатка, который недостижим для всех стран и народов, существующих в рамках разделенной на богатый центр и бедную периферию мировой системы. Более того, как мы уже обсуждали ранее, поддержание этого достатка и сопутствующего ему социально-политического порядка требует постоянного экономического роста, с чем в будущем тоже могут возникнуть проблемы. Так что, даже это решение, позволяющее справиться с симптомами, но не с самой проблемой, возможно не для всех и не навсегда.

ФЕНОМЕН СССР

Пример Советского Союза можно было бы, по аналогии с примером древнего, да и современного, Китая посчитать всего лишь еще одним циклом восстановления и разрушения государства, сопровождавшегося перераспределением доходов и собственности. Однако, этому мешает тот факт, что классовое деление в советском обществе было действительно в определенный момент сведено к историческому минимуму, а оформившийся, сознающий свои интересы и приводящий их в жизнь при помощи государства класс собственников отсутствовал.

Но закончилась эта история повторным образованием классов и разрушением государства. Детальный разбор истории, истоков и судьбы советского строя требует отдельного большого труда, и здесь будет затронуты лишь наиболее общие моменты, касающиеся собственно государства.

Большевики в 1917 году

Хотя правящего класса собственников в советском обществе не было и не могло быть по определению, с самого начала в СССР сформировалась привилегированная прослойка, состоящая из верхушки хозяйственного, государственного и партийного аппарата: так называемая номенклатура. Изначально привилегии были предоставлены этому слою по вполне объективным причинам: в силу низкого образовательного уровня населения и политической надежности, ответственные партийные и государственные работники не имели права наравне со всеми падать в голодные обмороки в наиболее кризисные для советского общества времена. Рабочий день у этих людей, в силу недостатка кадров, также был не нормирован, что вызывало необходимость дополнительно обслуживать и опекать их. К сожалению, любые привилегии имеют свойство, с одной стороны, разлагать уже вошедших в эту прослойку «честных» и «идейных» работников, а с другой – привлекать туда своекорыстные элементы, которым нужны именно эти привилегии. В результате формируется еще не правящий класс собственников, но уже вполне ощутимая привилегированная управляющая группа – элита.

Вся история СССР, с этой точки зрения, представляет собой историю обретения этой элитой классового сознания и превращения ее из прослойки в правящий класс.

Какое-либо противодействие этому со стороны трудящихся было нейтрализовано тем, что трудящиеся были отделены государственным аппаратом от процесса управления производством и страной вообще. Обыватели привыкали к тому, что бороться за свои трудовые и прочие права не нужно, поскольку государство и так обо всем позаботится, а любое недовольное активное меньшинство (неважно, выступало ли оно за идеи, на которых было изначально основано советское общество, или против них) подавлялось. Любая успешная активность, таким образом, проходила через государственный или сросшийся с ним партийный аппарат, а значит, через привилегированную прослойку номенклатуры.

В сталинский период государство еще могло управлять страной относительно независимо, исходя из того понимания государственных и народных интересов, которое имелось у его высших эшелонов, в определенной степени разделявших или унаследовавших мировоззрение и цели революционеров-большевиков. После его окончания со смертью Сталина и последовавшей внутрипартийной борьбой за власть, номенклатура, пока еще бессознательно, принялась изменять государство под свои интересы. В первую очередь она попыталась ослабить жесткость экономического управления и системы планирования, которые заставляли ее интенсивнее выполнять свои прямые обязанности по управлению хозяйством, а также вывела себя из-под дамоклова меча советского репрессивного аппарата, которому было запрещено вести политические расследования против номенклатуры. Это позволило некоторым представителям советской номенклатуры покровительствовать разнообразным диссидентам – идеологам возврата к классовому обществу, что не могло не способствовать формированию у советской элиты классового сознания.

Дополнительным источником, подпитывающим формирование этого сознания у номенклатуры, были ее контакты через коррупцию с параллельно сформировавшейся и набиравшей силу прослойкой цеховиков, спекулянтов и прочих деятелей теневой экономики. Тем временем, социальные лифты, которыми так гордилось раннее советское общество, постепенно закрывались, и номенклатура из простой привилегированной прослойки превращалась в наследственную, что было еще одним шагом на пути к превращению в правящий класс.

КПСС в 1980-е годы

Можно много спорить, с чего конкретно начался этот процесс, был ли он неизбежным или обратимым, но в конечном итоге советская номенклатура постепенно осознала себя как класс с собственными интересами, противоположными интересам большинства трудящихся. Однако, на пути ее превращения в настоящий правящий класс собственников лежало одно, последнее препятствие: собственно советское государство и советское общество, выстроенные на совершенно противоположных принципах. В его рамках номенклатура никогда не смогла бы реализовать свое превосходство над остальными гражданами так, как это делали и делают правящие элиты в других странах.

Поскольку советское государство, несмотря на все его изъяны, было построено для поддержки бесклассового общества, и частной собственности на средства производства не предполагало, номенклатуре пришлось разрушить его, чтобы окончательно оформиться в класс собственников. Этим распад СССР и отличается от типичного конца государственного цикла в классовом обществе: здесь государство было разрушено во многом сверху, собственной элитой, поскольку принципы, на которых оно было построено, отвечали не их интересам, а интересам всего общества в целом. Для сравнения, в Китае же эта трансформация произошла куда более плавно и без разрушения государства, что показывает существенное отличие «китайского социализма» от «советского».

Основной вывод, который можно сделать в данном случае из истории СССР, заключается в том, что государство, даже построенное для соблюдения интересов трудящихся, а не элит, но остающееся государством в том виде, в каком оно сформировалось для поддержания классового общества – то есть, обособленным от общества аппаратом управления и насилия, неизбежно приводит к повторному формированию класса собственников из верхушки государственного аппарата.

ЧТО ИЗ ЭТОГО СЛЕДУЕТ?

Итак, государство является порождением общества, разделенного на классы, и его противоречий. Но в самой его основе также лежит противоречие между формальной целью государства, то есть, обеспечением безопасности и благополучия для всех его подданных или граждан, и его истинной целью – поддержанием порядка в обществе в интересах элиты. Это противоречие порождает во многих обществах циклический процесс постепенного ослабления, разрушения и последующего восстановления государства. Поскольку государственному аппарату тяжело сдерживать аппетиты правящего класса, из представителей которого он обычно и состоит, а естественное экономическое развитие классового общества способствует дальнейшему имущественному расслоению и сосредоточению доходов и богатств в руках элиты с обеднением всех остальных, экономическая база государства разрушается, а социальное напряжение растет.

В конечном итоге дело кончается масштабным системным кризисом, в ходе которого старое государство гибнет или терпит настолько серьезные изменения, что уже впору говорить о нем как о совершенно новом, если нет какого-либо механизма, позволяющего выместить эти противоречия и связанные с их разрешением издержки в какие-нибудь другие страны, как это делается в настоящее время. Поэтому, государственническая мечта об идеальном благодетельном государстве оказывается исторически обречена, с какой стороны к этому вопросу ни подойти.

Таким образом, государство в его привычном виде, будучи инструментом классового общества, не может быть поставлено на службу обществу будущего, где нет места разделению на правящий класс собственников и обеспечивающее его существование своим трудом бесправное большинство. Оно либо приведет к восстановлению классового деления, в котором верхушка управляющего аппарата займет место правящего класса, либо перестанет существовать. Из-за этого, государство в современном понимании этого слова для общества будущего неприемлемо, неважно, в авторитарной или демократической его форме.

Чтобы исключить или хотя бы свести к минимуму возможность появления нового привилегированного слоя, который в перспективе способен превратиться в элиту, а затем и в правящий класс, необходимо максимально широко распределить обязанности по государственному управлению и государственному же насилию, будь то защита от внешнего врага или охрана внутреннего порядка, среди граждан. Не следует допускать никаких привилегий, неважно – в материальном обеспечении управляющих работников, создании им особых условий жизни и труда, или же в юридическом их статусе, например, когда преступления против должностных лиц караются более сурово, нежели преступления против обычных граждан. Чтобы избежать формирования групп влияния, а также психологической деформации этих работников, они должны регулярно и беспрекословно сменяться.

Конечно же, в таком обществе государственное управление, охрана правопорядка и даже оборона будет осуществляться менее эффективно, чем в «классическом» государстве, где этим занимаются добросовестные профессионалы со стажем, и в этом можно усмотреть его большой недостаток. Однако, если мы посмотрим на имеющуюся прослойку чиновников, выделенную правящим классом для управления государственными делами, практически в любой стране мира – разве можно с чистой совестью назвать их добросовестными профессионалами? Даже в тех случаях, когда профессионализм их более-менее подтверждается соответствующими дипломами и стажем работы, их добросовестность остается под большим сомнением. Большинство крупных чиновников озабочено чем угодно – сохранением своего места, следующими выборами, собственным обогащением – только не выполнением непосредственных служебных обязанностей. Но даже такими руководителями – профессиональными, хотя и нечистыми на руку – могут похвастаться далеко не все страны. Во многих чиновники отличаются еще и вопиющей некомпетентностью, полным невежеством в той области, которой они поставлены управлять, и отсутствием какого-либо интереса к ней, а документы, подтверждающие их мнимый профессионализм, зачастую просто куплены или добыты «для галочки» при помощи административных рычагов. Все навыки и опыт, накопленные ими за годы нахождения в государственном аппарате, направлены в основном сугубо на добычу еще большей власти и денег, что сближает их со всеми прочими представителями правящего класса, но никак не помогает им соответствовать формальному идеалу «добросовестного профессионального управленца».

К счастью, современные технологии в сочетании с соответствующей мотивацией и общественным контролем позволяют возместить возможную потерю эффективности, вызванную отсутствием длительной специальной подготовки и стажа. Даже если они не возместят ее полностью, такие потери для общества будущего приемлемы. В конце концов, для нас более предпочтительным является пускай и посредственный, но находящийся под контролем трудящегося большинства аппарат управления, работающий в интересах этого большинства, чем высокопрофессиональный государственный аппарат, работающий в интересах узкого привилегированного слоя общества.

1 Термин патернализм происходит от латинского pater (отец),поскольку данная модель уподобляет отношения в обществе таковым в традиционной патриархальной семье, где все подчиняются главе семьи, которому виднее, что лучше для его домочадцев – тут в его роли выступает государство, берущее своего рода «родительскую опеку» над подданными.

2 Например: В. И. Ленин. О государстве. Лекция в Свердловском университете 11 июля 1919 г. ПСС, изд. 5, т. 39, с. 72

3 Военно-фискальное государство существует в основном исключительно для того, чтобы собирать налоги с подданных для содержания армии. Типичные примеры таких государств – Голландия, Испания и Швеция XV-XVIII веков, Россия при Петре I и Пруссия при Фридрихе Великом.

4 По латыни – «война всех против всех», понятие, которое английский философ Томас Гоббс вывел в своем трактате «Левиафан», посвященном природе общества и государства.

5 Желающие могут прочесть об особенностях китайского династического цикла в любой серьезной обзорной работе по истории Китая, например, в «Истории Китая» под ред. Меликсетова А.В., главы I-X.

6 Д. Гребер – Долг. Первые 5000 лет, М.:2015, стр. 222

7 Марк Туллий Цицерон, De Officiis, II.XXI.73

8 По данному вопросу написано достаточно много работ, из которых можно выделить, например, David Shotter, The Fall of the Roman Republic, Routlege, London and New York, 2005 и С.Л. Утченко, Кризис и падение Римской Республики, М.:Наука, 1965 г.

9То, в какой именно степени допуск безземельных римлян к военной службе повлиял на политические настроения легионов, до сих пор является предметом споров среди историков Античности, однако существование самих процессов разорения крестьянства и понижения имущественного ценза под сомнение не ставится практически никем. Например, см. Arthur Keaveney, The Army in the Roman Revolution. London and New York: Routledge, 2007.

10 Хорошее представление об этом процессе можно получить, например, из труда Н.А. Иванова «Османское завоевание арабских стран, 1516-1574», (М.:Восточная литература, 2001 г.) хотя автор несколько преувеличивает «народолюбие» османов и благодатность их владычества для крестьян.

11 Существование циклических колебаний власти от «либералов» к «консерваторам» на примере США было отмечено американским историком Артуром М. Шлезингером еще в 40-х годах ХХ века. См. Schlesinger, Arthur, Paths to the Present, New York: Macmillan Co., 1949.

12 Корреляция между индексом человеческого развития, уровнем экономического неравенства и политическим, да и бытовым, насилием прослеживается весьма четко, например, в этом докладе.

13 Как показывают итоги дискуссий и реформ конца 50-х годов, выдвигавшиеся тогда идеи децентрализации управления, вкупе с разоблачением культа личности Сталина и злоупотреблений сталинской эпохи, были вызваны желанием номенклатуры, особенно местной, расслабиться, выйти из-под хозяйственного и административного давления центра, и снизить требования к себе и степень ответственности за несоответствие им, а вовсе не искренним стремлением «передать инициативу на места» или сочувствием к жертвам репрессий.

14 Согласно решению ЦК КПСС под лозунгом «исключить возможность возврата к 1937 году», органам госбезопасности, в нарушение конституционного принципа равенства всех граждан перед законом, было запрещено собирать компрометирующие материалы на представителей партийно-советской и профсоюзной номенклатуры.

15 То, что различные группировки внутри верхушки номенклатуры покровительствовали различным диссидентским идеологическим течениям отмечают даже откровенно пристрастные современные историки диссидентства в СССР, например, описание этого можно найти в книге Н. Митрохина «Русская партия: движение русских националистов в СССР. 1953–1985 гг. М.:Новое литературное обозрение, 2003». А монография К. Сигман «Политические клубы и Перестройка в России» 2014 года наглядно показывает, как номенклатура воспользовалась диссидентским движением, формально направленным против нее самой, чтобы делегитимизировать и в конечном итоге сломать советское государство. Конец этого процесса также весьма поучителен: бывшая советская номенклатура, присвоив себе общую собственность, стала хозяевами новой рыночной жизни, а основная часть их идеологической обслуги оказалась за бортом: радикальные экономические изменения превратили бывшую советскую интеллигенцию, составившую костяк демдвижения, увы, в класс маргиналов.

16 Относительно подробный разбор этого вопроса можно прочесть, например, в книге Томаса Кенни и Роджера Кирана «Продавшие социализм. Теневая экономика в СССР» ,источник