Кто такой Сталин?

Кто такой Сталин? 80—90 лет назад на этот вопрос ответили бы просто: Сталин — это Ленин сегодня. Сам Сталин называл себя учеником Ленина. С 1956 года, года XX съезда КПСС, время простых ответов на этот вопрос кончилось. Сейчас, в XXI столетии, ясно, что Сталин — самая загадочная и противоречивая фигура XX века. Впрочем, это понимали многие его современники. Государственный и общественный деятель США А. Гарриман, например, писал так: «Я должен сознаться, что для меня Сталин остаётся непостижимой, загадочной и противоречивой личностью…»

И действительно, одни называют Сталина левым радикалом, другие именуют последним русским императором, великим государственником, наследником Ивана Грозного и Петра Великого. Одни считают его интернационалистом, а другие называют национал-большевиком и сторонником русского великодержавия. Для одних он воинствующий атеист, по чьему приказу закрывались, а то и взрывались храмы, для других — защитник православия, при котором храмы вновь открывались. Одни считают Сталина теоретиком марксизма, а другие — прагматиком, исходившим исключительно из политической целесообразности. А кто-то считает, что Сталин — бич божий, посланный для наказания и вразумления народов и политических элит. В народном сознании эта мысль вылилась в формулу: «Сталина на них нет!» Сам слышал такое от людей. Интересно, что «Путина на них нет» не слышал ни разу.

Но нет ли такого определения, которое лучше всего позволяет понять личность и деятельность Сталина? Думаю, есть.

Сталин — марксист.

Кто-то подумает: я упрощаю личность Сталина, так как лишь о марксистском догматике и сектанте можно сказать — он только марксист.

Однако можно быть марксистом и отдавать все силы для укрепления могучего Советского государства. Можно быть марксистом — и ценить роль русского народа как в революционном движении, так и в социалистическом строительстве, в защите от внешней агрессии. Можно быть марксистом и понимать, что насильственные меры против религии бессмысленны, а оскорбление чувств верующих недопустимо. И, наконец, только марксист, борец за освобождение рабочего класса и всех трудящихся, мог диалектически решать задачи наказания и вразумления эксплуататоров и угнетателей, а также тех, кто вольно или невольно вредил государству трудящихся.

Но марксист ли Сталин?

Иосиф Джугашвили познакомился с марксизмом в 15 лет и связался с группами русских марксистов в Закавказье. В 1897 году стал во главе марксистских кружков в Тифлисской православной духовной семинарии, где тогда учился.

Никто не отрицает, что Сталин-политик начинал как марксист. Но есть статьи и книги, авторы которых, положительно оценивая роль Сталина, даже иногда восхваляя его ничуть не меньше, чем во времена так называемого культа личности, считают, что с началом Великой Отечественной войны он перешёл с марксистских позиций на национально-патриотические. И стоял якобы на этих позициях, по сути немарксистских, до конца своей жизни.

Но Сталин был великим политиком именно потому, что, став в 15 лет марксистом, он оставался им почти 60 лет — до самой смерти.

К сожалению, такой Сталин — Сталин-теоретик, Сталин-марксист — до недавнего времени нам, современному поколению соотечественников, почти неизвестен. Теперь у нас есть возможность лучше понять Сталина. Издана книга политического обозревателя «Правды», доктора философских наук, профессора В.В. Трушкова «Сталин как теоретик».

Книга «Сталин как теоретик» начинается не с первых теоретических статей «Анархизм или социализм» (1906 год), а с рассказа о том, как Сталин работал над проектом новой, третьей Программы партии (1947 год). И это понятно. Программа — важнейший теоретический документ партии, и именно в разработке партийной программы виден уровень Сталина-теоретика.

Свою работу над новой Программой партии Сталин начал с внимательного изучения программы предыдущей — второй Программы ВКП(б), принятой VIII съездом партии в 1919 году.

Разработанная под руководством В.И. Ленина, программа давала не только марксистско-ленинский анализ домонополистического капитализма, но и осмысление высшей стадии капиталистической формации — империализма, обосновывала закономерность социалистической революции в России, формулировала задачи партии на переходный период от капитализма к социализму. В Программе была дана развёрнутая характеристика советской демократии как демократии высшего типа. Важное место в Программе заняли задачи социальной политики: намечались конкретные меры по охране труда и социальному обеспечению, жилищному вопросу, развитию здравоохранения и народного образования.

В книге «Сталин как теоретик» приведён текст второй Программы со сталинскими автографами — с его пометками и замечаниями. Как отметил в своей книге В.В. Трушков, «сталинское осмысление второй Программы большевистской партии представляет серьёзную ценность для борцов с капиталистическим жизнеустройством… Комментарии вождя содержат как значительную теоретическую составляющую, так и ценную практически-политическую часть».

Сталин, будучи членом Программной комиссии, участвовал в разработке второй Программы, был делегатом VIII съезда РКП(б) в 1919 году и голосовал за её принятие. Сталинские пометки 1947 года показывают, что и почти через 30 лет у него не было серьёзных, принципиальных замечаний к тексту документа. После Великой Отечественной войны Сталин оставался марксистом, как и во время войны Гражданской.

Но, конечно, не всё за эти три десятилетия из того, что было задумано во второй Программе, прошло проверку жизнью. Такие положения Программы Сталин отмечал пометкой «не то».

Этой пометкой отмечено, например, положение Программы о замене устарелого домашнего хозяйства домами-коммунами. Уже в середине 1930-х годов стало ясно, что дома-коммуны, взятые чуть ли не у основоположников научного коммунизма, «сооружение больших дворцов в качестве общих жилищ для коммун граждан» (Энгельс, «Принципы коммунизма»), так же как и производственные коммуны, себя не оправдали. Дома-коммуны — яркий пример того, как прямое следование классике марксизма было опровергнуто практикой социалистического строительства. Но в ходе социалистического строительства ВКП(б) отходила от слепого следования не только Марксу, но и Ленину, так как их наследники не были догматиками.

Сталинское «не то» стоит и против положения второй Программы о том, что «избирательной единицей и основной ячейкой государства становится не территориальный округ, а производственная единица (завод, фабрика)». Это положение партийной Программы фактически было отменено Конституцией 1936 года. Было ли это отходом от ленинизма? Нет, не было! Не было хотя бы потому, что основной ячейкой партии, откуда начинала формироваться вся партийная структура, по-прежнему оставалась первичная организация на заводах, фабриках, в колхозах, в учреждениях и пр.

Но больше всего, пожалуй, различия между тем, что задумывалось на старте рабоче-крестьянской власти, и что в итоге получилось, видны на примере строительства Вооружённых Сил Советского государства. В своих знаменитых Апрельских тезисах («О задачах пролетариата в данной революции», апрель 1917 год) Ленин призывает к устранению полиции, армии, чиновничества, то есть замене армии всеобщим вооружением народа. Этот тезис присутствует во многих ленинских статьях и выступлениях вплоть до Октябрьской революции. Формой такого «всеобщего вооружения» он считал создание на добровольной основе из пролетарских слоёв народной милиции с выборностью руководящего состава. Но через 30 лет, в 1947 году, в СССР были Вооружённые Силы, комплектуемые путём всеобщей воинской обязанности. В Советской Армии и Военно-Морском Флоте были кадровый офицерский корпус, единоначалие, воинские звания и знаки различия, включая погоны.

Требует осмысления ещё одно «не то», проставленное Сталиным на полях партийной Программы. Я имею в виду пункт, касающийся народного образования. В принятом VIII партсъездом постановлении было записано положение о «совместном обучении» детей обоего пола. Оно отражало линию РКП(б) на ликвидацию социального неравенства между мужчиной и женщиной и не вызывало среди коммунистов ни дискуссий, ни возражений. После Октябрьской революции в Советской России начался переход на совместное обучение мальчиков и девочек. И «вдруг» мы обнаруживаем напротив этого тезиса отрицательную сталинскую пометку. Трушков в своей книге отмечает, что не видит объяснения этому сталинскому «не то». Но, думается, всё дело в том, что в СССР с осени 1943 года было введено, а точнее, произошло возвращение к тому, что было в дореволюционной России. Партийцы старшего поколения отреагировали на такой шаг отрицательно. У Константина Симонова в его романе «Последнее лето» герои много спорят об этом нововведении. А в повести «Мы не увидимся с тобой…» старая большевичка-учительница воскликнула на педсовете: «Мы не для того делали революцию, чтобы снова устраивать женские и мужские гимназии!» Между тем введение раздельного обучения было вызвано, конечно же, не стратегическими задачами воспитания советского юношества, а потребностями войны. В 1947 году, хотя война и закончилась, тем не менее тянуло «порохом со всех сторон». Мир вступил в «холодную войну», постоянно напоминавшую о войне «горячей». В такой международной обстановке в Сталине возобладал политик-практик, когда он писал возле пункта о совместном обучении школьников: «Не то».

Но всё это — отказ не от марксизма, а от ряда наивно-демократических представлений классиков марксизма о путях строительства коммунистического общества.

Представления эти — и о начале неизбежного, пусть и постепенного отмирания государства сразу после победы пролетарской революции, и о «всеобщем вооружении народа», и о переходе после революции к выборности всех государственных чиновников, зарплата которых должна быть не выше средней зарплаты рабочих, — сложились у Маркса и Энгельса, а затем и Ленина под влиянием опыта Парижской коммуны. Первое время после Октябрьской революции в Советской России был огромный интерес и уважение к опыту коммунаров. Даже день Парижской коммуны 18 марта был тогда праздничным и нерабочим наряду с днём 1 мая.

Годы практического строительства социализма в целом стали временем проверки идей Маркса, Энгельса, Ленина, а проект третьей Программы — теоретическим осмыслением этой проверки. Кое-что было отброшено. А что осталось?

Во-первых, незыблемость положения, высказанного Марксом и Энгельсом в «Манифесте Коммунистической партии», «коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности» (выделено мной. — А.П.). В результате уничтожения частной собственности на средства производства и утверждения общественной социалистической собственности как в городе, так и в деревне создана прочная экономическая основа советского общества в виде социалистической системы народного хозяйства — так было заявлено в проекте Программы партии 1947 года.

Во-вторых, в 1947 году, так же как и в 1898 году, когда Иосиф Джугашвили вступил в РСДРП, и в 1919 году, когда приняли вторую Программу РКП(б), Сталин остался верен коммунистической перспективе развития общества. Написанный в 1847—1848 годах «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса конечной целью борьбы рабочего класса определил построение коммунистического общества, где «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».

В 1947 году проект Программы ВКП(б) наметил «ОСНОВНЫЕ ЗАДАЧИ ВКП(б) ПО СТРОИТЕЛЬСТВУ КОММУНИСТИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА», то есть «общества, где созданы все условия для удовлетворения материальных и духовных потребностей людей и всестороннего развития их способностей и дарований».

Какие ещё нужны доказательства, что и в 1947 году Сталин оставался марксистом?!

Правда, тут требуется уточнение. С 1903 года, года II съезда РСДРП, Сталин стал не просто марксистом, а марксистом-ленинцем, большевиком, и остался им до конца жизни. Именно Сталину принадлежит определение ленинизма: «Ленинизм есть марксизм эпохи империализма и пролетарской революции. Точнее: ленинизм есть теория и практика пролетарской революции вообще, теория и тактика диктатуры пролетариата в особенности». Определение это стало классическим, вошло в учебники.

Так же как и другое определение — определение нации: «Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры». Определение это, впервые данное Сталиным в работе «Марксизм и национальный вопрос» (1913 год), вошло не только в советские, но и в постсоветские научные издания (например, в «Российскую энциклопедию»). Правда, с конца 1950-х годов в них обычно не указывают автора. В то же время работу эту очень высоко ценил Ленин.

Сталин был марксистом, учеником и продолжателем дела Ленина. Можно привести бесчисленные подтверждения этого. Ограничусь одним. Я уже привёл определение коммунистического общества, данное в проекте Программы ВКП(б). В своей последней работе «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952 год) Сталин так определял основной закон социализма: «обеспечение постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путём непрерывного совершенствования социалистического производства на базе высшей техники». Сравните с тем, что писал Ленин за 50 лет до этого, в 1902 году, в проекте Программы РСДРП: производство в социалистическом обществе будет вестись «для обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех его членов».

Ну а как же культ личности Сталина? Пожалуй, единственное, в чём сходятся ярые поклонники Сталина и непримиримые его противники — культ личности был. Как совместить это с определением Сталина как марксиста-ленинца? Об этом явлении — культе личности Сталина — очень хорошо написал В.В. Трушков в последнем разделе своей книги: «Культ личности как политическое явление. Вместо заключения». Это лучшее из того, что я читал о культе личности в политике вообще и культе Сталина в частности.

Но всё-таки хочу добавить и свои соображения по этой теме. А давайте посмотрим, нет ли у Ленина каких-либо намёков, позволяющих нам, коммунистам, не ужасаться так уж культа личности. Откроем работу Ленина «Очередные задачи Советской власти», главу «Стройная организация и диктатура». В ней Владимир Ильич задаёт вопрос: «Совместимо ли вообще назначение отдельных лиц, облекаемых неограниченными полномочиями диктаторов, с коренными началами Советской власти?» И так отвечает на него: «Что диктатура отдельных лиц очень часто была в истории революционных движений выразителем, носителем, проводником революционных классов, об этом говорит непререкаемый опыт истории». И поэтому, дальше пишет Ленин, «решительно никакого принципиального противоречия между советским (т. е. социалистическим) демократизмом и применением диктаторской власти отдельных лиц нет».

Культ личности в условиях пролетарской революции есть не что иное, как одно из орудий диктатуры пролетариата. Только пусть читатель не подумает, что я являюсь апологетом культа личности.

Во-первых, культ личности мог играть положительную роль только в условиях Гражданской войны или состояния, с ней схожего (большевики часто называли «революцией сверху» коллективизацию). А в таком состоянии мы были в 1920-е и 1930-е годы. Или в условиях войны с фашизмом. Не случайно попытки создать культ личности Хрущёва или административно-пропагандистские меры поднятия авторитета Брежнева кончились неудачей.

А во-вторых, это оружие обоюдоострое. Стоит нанести удар по сакральной личности — как по Сталину после 1956 года и по Ленину в конце 1980-х — и происходит ослабление всей системы.https://stalinline.ru/