«Обвинителями большевиков движет страх новоявленных господ

перед теми, кого они ввергли в нищету и бесправие»

Разговор о казни (поскольку расстрел был совершён по постановлению Уральского областного Совета, то квалифицировать его надо именно как казнь) семьи Романовых начну с общеизвестного в советские времена факта, что В.И. Ленин был противником казни без суда отставного самодержца, он считал нужным проведение открытого судебного процесса.

Можно не сомневаться, что приговор такого суда оказался бы смертным – и вовсе не из-за стремления большевиков к мести, а потому, что правление Николая Кровавого принесло огромные беды России, народу и даже… монархии.

Религиозный философ С.Н. Булгаков, который писал, что воспринял падение монархии «как гибель того, что было для меня самым дорогим», при этом констатировал: «Могло показаться, что революцию сделали революционеры… К несчастью, революция была совершена помимо всяких революционеров самим царём, который влёкся неудержимой злой силой к самоубийству самодержавия, влёкся через все бесчисленные зигзаги своей политики и последний маразм войны».

И ведь, действительно, — маразм. Как иначе можно охарактеризовать, скажем, такой эпизод: генерал Брусилов требует у Верховного командования подкреплений, необходимых для развития блестяще складывающегося наступления на Юго-Западном фронте. А главковерх Романов направляет четыре бригады… во Францию. Я уже не говорю о том, что власть совершенно не подготовила промышленность к войне, и по производству всех основных видов вооружений (кроме патронов) Россия в разы уступала Германии. А хозяева предприятий, пользуясь попустительством царской власти, превратили оборонные заказы в безразмерную кормушку.

Собственно, всю деятельность царя можно охарактеризовать словом «маразм». Причём, если брать политику Николая Кровавого по отношению к народу, то ей как раз зигзаги не были свойственны, она неизменно опиралась на штык и нагайку. Взять, к примеру, действия царя 9 января 1905 года. «Собрание русских фабричных рабочих» (созданное в развитие очень неглупого замысла начальника Московского охранного отделения Зубатова взять рабочее движение под контроль власти) сделало всё, чтобы направить демонстрацию рабочих в русло полной лояльности к монарху. Готовясь к шествию, рабочие не стали и слушать, как их ныне бы квалифицировали, «экстремистов», которые хотели придать выступлению антимонархический характер.

Они шли к царю с абсолютно верноподданнической петицией: «Государь! Мы, рабочие Петербурга, наши жёны, дети и беспомощные старики-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты…». Что мешало царю «милостиво» принять представителей демонстрантов и пообещать им что-либо приятное для слуха? Но Николай Кровавый был органически не способен на диалог с народом. Он не пожелал встретиться с рабочими и уехал из Петербурга. А войска, которыми командовал его дядя, великий князь Владимир (между прочим, президент Академии художеств – это к теме высокой культуры и тонкой натуры членов царской фамилии, которую так любят развивать в нынешних прорежимных СМИ) встретили мирное шествие огнём на поражение. Более тысячи человек были убиты, вдвое больше ранены. В результате рабочие были не только не умиротворены, но, напротив, стали готовы к восприятию идей большевиков.

Уже в феврале 1917 года глава Государственной Думы монархист Родзянко умоляет Николая II, чтобы предотвратить назревающую революцию, пойти «на безотлагательное признание лица, которому может верить вся страна и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием населения». Царь же заметил на это: «Родзянко мне написал разный вздор, на который я не буду отвечать» — и приказал командующему Петроградским военным округом генералу Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки». Несколько сот убитых участников акций протеста не запугали народ, а только ещё сильнее разожгли в нём ненависть к царю.

Надо ли удивляться, что практически вся Россия отвернулась от такого монарха. Противник большевиков религиозный философ Николай Бердяев писал: «Монархия в России пала, её никто не защищал, она не имела сторонников». Свержение Николая II приветствовали не только левые и относительно левые партии, рабочие и солдаты, но и крупные правые партии, большая часть офицерства, объединённый комитет дворянских собраний и даже некоторые члены царской семьи.

Собственно, это признал и один из современных апологетов последнего самодержца патриарх Кирилл. Он писал, что Николай II «остался совершенно один», против него были настроены «генералы, министры, придворные и даже родственники». Правда, положение руководителя Православной церкви, канонизировавшей Николая Кровавого, обязывает, — и патриарх трактует это как «предательство». Но, с возмущением клеймя позором тех, кто «предал» в 1917-м императора, патриарх, вероятно, просто по забывчивости, не упомянул, что с готовностью отреклась от Николая и Церковь. Уже 8 марта Священный синод отменил обязательное упоминание во время церковных служб имени помазанника Божьего и постановил «возносить моления о благоверном Временном правительстве».

Добавлю, что приказ на арест царя отдали не «злокозненные большевики», а Временное правительство, где тогда полностью доминировали ставленники крупного капитала и помещиков, и Петросовет, где большинство было за эсерами и меньшевиками.

Кстати, о канонизации Николая Романова. Почему выбор Церкви пал именно на него и членов его семьи, а не, скажем, на Ивана VI, который куда больше Николая Кровавого заслуживает определения «великомученик». Он был совершенно безгрешен, поскольку младенцем его свергли и заточили в крепость приближённые Елизаветы Петровны, в заключении он провёл более 20 лет, а уже при Екатерине II, и вряд ли без её ведома, был убит. Были и другие убиенные монархи: Пётр III, Павел I. Почему же к убийству этих царей теми, кто присягал им на верность, поклонники Романовых относятся весьма снисходительно, как к чему-то такому, что в порядке вещей, а казнь отставного императора теми, кто клялся бороться с монархией, расценивается ими как страшное злодеяние?

Уверен, что если бы чехословацкие мятежники менее ретиво стремились захватить Екатеринбург, Николай Романов и его семья дожили бы до суда. А суд наверняка оставил бы в живых большинство её членов и, прежде всего, детей. Потому что руководители большевиков менее всего стремились к мести. Напомню, что революционный трибунал дал ярому контрреволюционеру Пуришкевичу всего четыре года, а вскоре его освободили по амнистии.

О детях «венценосной четы». Да, в отличие от родителей, они смерти безусловно не заслуживали. И я мог бы согласиться с теми, у кого их расстрел вызывает негодование, если бы… Если бы эти «гуманисты» своё человеколюбие не проявляли весьма избирательно. В годы Гражданской войны белыми были убиты сотни, если не тысячи детей. Вот строчки из воспоминаний белогвардейца Р. Гуля «Ледяной поход»: «Ах! Ах! слышны хриплые звуки, как дрова рубят. Ах! Ах! и в такт с ними подп. К-ой ударяет штыком в грудь, в живот стоящего перед ним мальчишку». Почему вдруг «гуманисты», обличающие «злодеяния большевиков», сразу теряют своё сострадание, когда речь заходит о таких мальчишках?

Ответ на эти недоуменные «Почему?» напрашивается сам собой. Да потому, что обличителями большевиков движет отнюдь не стремление честно разобраться в неоднозначном прошлом, и отнюдь не оскорблённый жестокостями гуманизм, а ненависть и страх. Звериная ненависть новоявленных господ к тем, кто когда-то помог народу сбросить господское иго, и затмевающий разум страх, что последователи большевиков в современной России помогут сделать то же самое тем, кого новоявленные господа ввергли в нищету и бесправие.

Виктор ВАСИЛЕНКО,Белгород