Существовала ли бухаринская альтернатива?

Во время ранней перестройки, когда делавшая первые робкие шаги десоветизация работала в режиме своей первой фазы – "бить Лениным по Сталину" – пропагандисты яковлевского ведомства активно раскручивали образ НЭПа, как альтернативы "административно-командной системе". В эту же строку шла и оценка реформ Дэн Сяопина, как китайской версии НЭПа, а их автора, как китайского Бухарина. Однако от апологии НЭПа "перестройщики" вскоре отошли, перейдя к стадии воспевания дикого капитализма. Но вот в среде постсоветских левых Бухарин и по сей день остаётся символом некоего "рыночного" и "неавторитарного" пути к социализму.

Недавно посматривал телеграмм-канал известного российского мыслителя левых взглядов Рустема Вахитова. По его мнению Дэн Сяопин со своей командой провёл «реформы в духе Бухарина"... Китайский НЭП оправдал себя и вывел Китай в мировые лидеры... если бы в 1950-е-1960-е у нас произошло не огосударствление по Хрущёву, приведшее к появлению "теневой экономики", а преобразования в духе НЭПа, у нас была бы другая история».

Однако в чём была суть того пути, за который ратовал Бухарин со своими сторонниками. Прежде всего, в ответе на вопрос: откуда пойдут основные капиталовложения, за счёт которых проводить модернизацию экономики. По Бухарину их источников будет два – русский крестьянин и иностранный инвестор. Крестьяне, воодушевлённые кличем "обогащайтесь!", начинают заниматься накопительством, а обогатившись, станут массово закупать трактора, комбайны и прочую сельхозтехнику, а заодно и профинансируют её производство. А там, где крестьяне не сдюжат, там помогут иностранные капиталисты, которые с радостью предоставят свои капиталы для модернизации первого в мире социалистического государства. Соответственно нужно предоставить условия максимального благоприятствования для притока иностранных капиталов в виде совместных предприятий, концессий, кредитов. А крестьянам надо просто “не мешать” обогащаться.

Альтернативный бухаринскому сценарий реформ был озвучен экономистом Преображенским, чьи взгляды в этом вопросе разделял Троцкий со своими сторонниками. Смысл этого сценария был в том, чтобы не ждать от деревни милостей, а взять их у неё. Но не прямым нажимом, что опасно и чревато озлоблением крестьянства, а через искусственное создание "ножниц цен" – занижение цен на аграрную продукцию и завышение цен промышленные товары. При всей антагонистичности этих сценариев общее между ними было то, что основным источником капиталовложений в индустриализацию предполагалось сделать крестьянина. Отличались они лишь методами получения этих инвестиций – принудительно или через "невидимую руку рынка".

По сути бухаринский план были лайт-версией реформ Столыпина, только без грубого вмешательства в жизнь крестьянской общины. Срыв государственных хлебозаготовок в 1927 и 1928 годах показал, что при тогдашнем уровне земледелия и неблагоприятных погодных условиях крестьянство не способно даже элементарно накормить страну, не говоря уж о сколько-нибудь масштабных капиталовложениях. А иностранные инвестиции просто мизерны: например, в первую пятилетку за счёт иностранных кредитов было покрыто всего лишь 3,8% всех капитальных вложений в народное хозяйство СССР.

Как только бесперспективность продолжения НЭПа была осознана советским руководством, оно взяло принципиально новый модернизационный курс. От пути, предлагаемого Преображенским, было решено отказаться так же, как и от модели Бухарина.

Суть этого нового курса была в том, что основным инвестором станет само государство. Создаваемый в секторе тяжёлой индустрии капитал в основном реинвестировался в этот же сектор. По итогам индустриализации 30-х годов оказалось, что переток капиталов из сельского хозяйства в промышленность оказался равен нулю (Аллен Роберт С. От фермы к фабрике. Новая интерпретация советской промышленной революции / Роберт С. Аллен; пер. с англ. Е. Володиной – М.: РОССПЭН, 2013. – С. 133).

Причём, вопреки расхожему мнению, капиталовложения в индустрию никогда не составляли большинства от общего числа инвестиций. Основные объёмы капитала шли в сектор производства потребительских товаров – сельское хозяйство и лёгкую промышленность. Даже на пике индустриализационного рывка 30-х годов в производство средств производства направлялось всего 23% инвестиций, а 77% шло в сектор потребительских товаров (Аллен Роберт С. Указ. соч.. С. 134). В 1928 году, то есть до начала индустриализации, объём средств, направляемых в сектор продукции производственного назначения, был ещё меньше – лишь 7% от общего объёма капиталовложений (Аллен Роберт С. Указ. соч.. С. 134).

А в 50-60-е годы преобразований “в духе НЭПа” у нас тем более не могло произойти. Потому, что преобразования уже произошли. Только пошли они совсем по другому пути – не по бухаринскому, а по сталинскому. Модернизация уже была проведена, и не было нужды ни в привлечении инвестиций из-за границы, ни в извлечении их из сельской экономики. В рамках этой модернизации в советской экономике оформились два основных сектора: производство средств производства и потребительских товаров. В первом преобладало государство, планирование и централизованное распределение, во втором – негосударственная мелкая и средняя собственность (артели, кустари, крестьяне-единоличники), регулировавшаяся рыночными механизмами. В смысле инвестирования эти сектора представляли из себя почти замкнутые самофинансирующиеся системы. Капиталовложения в основные фонды происходили, в основном, внутри этих секторов, и перетока капиталов между ними практически не было (Аллен Роберт С. Указ. соч.. С. 241).

Дальнейшее развитие могли идти либо по пути усовершенствования этой же модели, либо по пути тотального огосударствления, что и произошло в ходе реформ Хрущёва. Но в возвращении к НЭПу уже не было никакого смысла.

При желании некое подобие концентрации капиталов по модели НЭПа можно усмотреть в перестройке и реформах 90-х, когда через сознательно спровоцированный всплеск инфляции произошло массовое изъятие накоплений у населения, а с Запада хлынул поток кредитов и инвестиций. Но этот ресурс уже никто не собирался вкладывать в развитие экономики, его использовали для финансовых спекуляций и на сверхпотребление тогдашней "элиты".

Что же касается реформ Дэн Сяо Пина, то для проведения прямых аналогий между ними и НЭПом ещё меньше оснований. Если уж российские крестьяне не смогли стать источником инвестиций для строительства индустрии, то что можно было ожидать от их нищих китайских собратьев по классу, разорённых японской оккупацией и гражданской войной гоминьдановцев и коммунистов.

Иностранные инвестиции сыграли в модернизации Китая большую роль. Сначала Советский Союз построил там по разным оценкам от 300 до 400 заводов и фабрик. После охлаждения отношений с СССР в Китай потянулся американский и европейский капитал. Но это не были коммерческие вложения, как это представлялось Бухарину и его единомышленникам, рассчитывавшим на то, что жажда наживы побудит капиталистов помочь нам строить социализм. Западный капитал руководствовался, прежде всего, политическими мотивами: втянуть Китай в глобальную капиталистическую экономику, оторвав его, таким образом, от стран соцлагеря. Расчёт на прибыль здесь не играл первостепенной роли. То есть китайский путь здесь оказывается скорее исключением, использованием внешнеполитической конъюнктуры. А общим правилом является разорение и деградация тех развивающихся стран, куда приходит западный капитал – что по понятным причинам, обесценивает значение НЭПа, как сценария модернизации.

Артём Бузинный